считает экс-вратарь «Памира», «Зенита» и «Ротора» Андрей Мананников
В конце осени прошлого года в Душанбе состоялся футбольный товарищеский матч между ветеранами местного «Памира» и московского «Спартака».
Посвящена встреча была 25-летнему юбилею выхода «Памира» в высшую лигу чемпионата СССР. Много громких имен объявлял в тот день диктор на Центральном стадионе, собравшем пятнадцать тысяч зрителей. У «Спартака» с первых минут играли Руслан Нигматуллин, Дмитрий Хлестов, Вагиз Хидиятуллин, Рамиз Мамедов, Юрий Ковтун, Сергей Шавло, Олег Романцев, Андрей Пятницкий, Валерий Кечинов, Георгий Ярцев и Валерий Шмаров. В стартовом составе «Памира» вышли Анатолий Воловоденко, Алимджон Рафиков, Алексей Чередник, Хаким Фузайлов, Александр Пилюгин, Рустам Забиров, Владимир Гулямхайдаров, Валерий Турсунов, Мухсин Мухаммадиев, Вазген Манасян и голкипер Андрей Мананников. Фамилия последнего хорошо известна в Волгограде, даже несмотря на то, что футболист сыграл лишь один сезон в составе «Ротора». Было это в 1993 году, когда волгоградский клуб впервые в истории завоевал серебряные медали чемпионата России. Мананников провел тогда 34 матча, пропустив в целом по одному мячу за игру.
Порывшись в недрах Интернета, мы нашли откровенное интервью Мананникова корреспонденту Александру Кавокину, опубликованное на портале www.sportsdaily.ru. Вместе с Андреем Ивановичем, живущим в Санкт-Петербурге, журналист вспоминает прошлое российского футбола. Приводим материал с сокращениями.
– Футбол ушел на второй план. Сейчас работаю на асфальто-бетонном заводе мастером транспортного цеха, – сразу же признался Мананников. – Но периодически выезжаю в Юрмалу консультировать местный футбольный клуб. Уровень их вратарской школы, конечно, слабенький. С нашей не сравнить.
– Почему вы не востребованы в Санкт-Петербурге?
– Не знаю. Несколько лет назад я закончил работу в Риге и приехал сюда. У меня было все, что нужно для тренерской работы. По одному адресу закинул удочку, по другому, но везде сказали, что пока специалисты не требуются. Я на это посмотрел, повернулся и ушел. Жить-то как-то надо.
– Все вратари ошибаются, у вас какая была самая известная «пенка»?
– В 1993 году мы проиграли в Нижнем Новгороде «Локомотиву» – 2:3. При счете 2:2 кто-то из соперников пробил метров с сорока. Я хотел поймать мяч, присел на колено, и мяч завалился у меня за руки.
– Что партнеры сказали?
– Закрыли глаза, по крайне мере в мой адрес не было упреков. А вот президент «Ротора» Владимир Горюнов бушевал. Из-за этого меня и убрал из команды. Объявил, что я сдал эту игру.
– Кто ему сказал об этом?
– Был такой клоун – Рохус Шох! Вот он все и затеял. Ему нужно было Саморукова в «Ротор» продвинуть.
– Да-да, он в следующем сезоне заиграл в Волгограде.
– Ага, на балалайке!
– Потом с Горюновым объяснились?
– Спустя много времени мы встретились с ним на Кипре. Он знал, что был не прав, но Горюнов – человек односторонний. Один раз сделал – и все, конец. У меня был контракт с «Ротором» до 1996 года, но я не играл весь 1994 год и только в сентябре 1995-го отправился в аренду в «Анжи». Меня хотели купить «Торпедо» и «Динамо», но Горюнов выставил такую сумму трансфера, что легче было купить Марадону.
– Давайте сменим неприятную тему. Начинали вы в «Памире». Успели с Юрием Семиным поработать?
– Палыч меня и поставил в основной состав. Я был на Спартакиаде народов СССР, для игроков до 18 или 19 лет, и тут меня вызывает старший тренер «Памира»: «Ты срочно должен лететь в Алма-Ату! Наш вратарь что-то чудит». Тогда играл Владимир Трастенюк. Я прилетаю в Алма-Ату. Начинается игра, и на 30-й минуте Пехлеваниди метров с 45 как дал нашему вратарю мимо ушей! Семин подзывает меня: «Ну чего, готов?». А я вышел – ноги трясутся, руки трясутся, перчатки надеть не могу. Так началась моя футбольная карьера. Не было ни одного дня, чтобы меня не поставили в состав. Только если я был травмирован. Был даже такой случай: на матч со «Спартаком» вышел на одной ноге. Прямо из больницы приехал домой, искупался и поехал на базу. Сыграли, кстати, 2:2.
– Про Семина что вспоминается прежде всего?
– Только самое хорошее. Он сразу убрал большинство ветеранов. В «Памире» у него был полный карт-бланш. Мы могли и с ним выйти в высшую лигу чемпионата СССР. Надо было только набрать очко в двух оставшихся матчах. Но мы сначала проиграли 1:2 в Хабаровске, а затем 0:3 «Локомотиву» в Москве. Тогда Семину сразу предложили перейти в «Локомотив», и он ушел.
– Вы прославились тем, что целовали мяч перед его вводом в игру...
– Даже не знаю, откуда это пошло. К тому же я ведь не облизывал мяч. Но, с другой стороны, почему и не поцеловать! Он мне всю жизнь хлеб приносил.
– За выход «Памира» в «вышку» отблагодарили по-царски?
– Ведущим футболистам и без этого каждый год давали машины и квартиры. Оклад был 120 рублей и 42 – премиальные. Потом пришел Семин и сделал 100 рублей. Вот за эти деньги мы и бились. Так что нельзя сказать, что нас отблагодарили по-царски.
– В 1989 году в «Памир» привезли первых легионеров в союзной истории. Что за ребята были эти замбийцы – Дерби Макинка, Пирсон Мванза и Виздом Чанса?
– Их привез из Москвы наш тренер Шариф Назаров. Просто ни о чем ребята! Даже в Душанбе замбийцам было реально холодно. Они мазались толстым слоем крема, выходили на игру, но выдерживали только один тайм. Реально замерзали и менялись! Так и не заиграли в «Памире». На следующий год уехали.
– Были у них странности в поведении, как у спартаковца Кебе, якобы кидавшего кости под кровать?
– Я с Кебе работал, он никогда ничего не кидал. Но ему могла ударить моча в голову – он мог не приехать на базу, не явиться на игру. Отправляли к нему врачей, администраторов, а он все равно дверь не открывал. Потом приходил как ни в чем не бывало.
– Когда вы поняли, что из «Памира» надо уезжать?
– Когда развалился чемпионат Союза и в Таджикистане устроили свой чемпионат. Каждый колхоз создал свою команду! Потом началась гражданская война. Я уже был в Питере. Мне позвонила жена и сказала, что начинается шухер. В Душанбе летел нормальным самолетом, а оттуда уже на рейс было не попасть. Люди стояли в салоне, как в автобусе. Бежали. Началась стрельба, и было реально страшно.
– Правда, что в первую очередь из Таджикистана выгоняли русских?
– Нет, у меня мать после этого еще год там жила. Правда, было очень тяжело. Русским не платили деньги, работы не было. Люди боялись любого шороха.
– Чем в 1992 году вас привлек «Зенит»?
– Город понравился. Меня звал еще Юрий Морозов, с которым я работал в ЦСКА. Он был очень грамотный и благородный человек. Я приехал в Питер на три дня, и как раз в это время убирают Морозова и ставят на его место Вячеслава Мельникова. Приезжаю потом на Бутлерова, где «Зенит» играл «двусторонку», и встречаю Морозова. Он мне сразу сказал: «Собирай вещи и беги отсюда бегом!». Но к тому времени я уже подписал контракт.
– Платили много?
– Вообще не платили! Бананами! Денег не было. Я, конечно, утрирую. Продал «Зенит» Михаила Бирюкова в Финляндию, и нам заплатили немного денег. У меня жена торговала блинами на вокзале, чтобы я вернулся с выезда и у меня было что поесть.
– К президенту Владиславу Гусеву не ходили?
– У нас были открытые собрания, на которых я с ним постоянно ругался. Нас убеждали: «Все у нас будет, все у нас будет». Тогда я один вставал и говорил: «Идите и скажите это моим детям». Мы месяцами ничего не получали. А если получали, то какие-то копейки. Какая-то сумма перепадет, к нам придут и по чуть-чуть каждому раздадут. Вот на это мы и жили. Мне дали подъемные 25 тысяч рублей, это по тем временам, я купил детям торт-мороженое, и деньги кончились.
– Даже за победу над «Спартаком» ничего не заплатили?
– Ничего не давали. Мы жили нищими. Я еще просил у «Зенита» квартиру. У меня было двое детей и жена, так что по-любому нужна была «трешка». Но мне ответили: «Служебную квартиру дать не можем, она находится в собственности Кировского завода. А город квартир не дает». В конце 1992 года подъехал Горюнов из «Ротора», дал мне трехкомнатную квартиру, дом моим старикам. У меня тогда еще брат умер, остались невестка и четверо детей. Им тоже дал дом. Плюс подъемные и машину. Как я мог отказаться от перехода в «Ротор»?
– В «Зените» не посчитали вас предателем?
– Самое интересное, что к моей жене пришли фанаты «Зенита», принесли яблоки и поблагодарили за сезон.
– Мог питерский клуб в 1992 году уцелеть в высшей лиге?
– Да, если бы выиграли в последнем туре в Камышине.
– Я слышал такую версию, что из Петербурга приехала целая делегация, привезла денег, но не нашли, кому их дать.
– У нас работали дилетанты. Надо было выходить на ребят, тем более там играли ветераны: Полстянов, Наталушко. На воротах стоял Саморуков. В результате никто не взял, играли честно. И не смогли забить, хотя были выше «Текстильщика» на голову.
– К вам по ходу чемпионата-1992 обращались с просьбой сдать матч?
– Я не такой человек. Бьюсь до последнего. Меня за это везде любят, где я играл.
– Почему из Мельникова не получилось тренера?
– Он бесхарактерный, бесхребетный. Он даже не мог донести до руководства «Зенита» просьбы ребят по деньгам, по питанию. Знаете, какой у нас был обед перед игрой? На первое – голый бульон, а на второе – макароны с мясом, варившимся в бульоне. Летом я ездил на рынок и покупал у таджиков зелень – петрушку, укроп, лук – для команды.
– Спустя несколько лет вы все-таки вернулись в Петербург. Играли за «Динамо». Как вы считаете, городу на Неве нужна вторая команда?
– Нужен именно клуб уровня премьер-лиги. Почему Москва имеет много команд, а мы только одну?! Когда «Динамо» играло в первой лиге, надо было доводить дело до конца: вносить деньги, строить свой стадион. Но политические дебаты сломали клуб.
– Вы ездили с «Динамо» в Липецк на переходной матч за выход в первую лигу?
– Да, но Сергей Ломакин не выпустил меня на поле. Перед игрой ко мне пришли местные ребята, далекие от футбола люди, а главный тренер это увидел и сказал: «Я тебя завтра не поставлю, потому что боюсь». Да ради бога! Мне-то все равно. Меня даже не просили помочь по старой памяти (до «Динамо» Мананников играл за местный «Металлург», – Прим. автора). Все прекрасно знают, что я такими вещами не занимаюсь.
– Вы часто чувствовали по ходу матчей, что на поле происходит что-то странное?
– Один раз было, когда выступал за «Анжи». Играли в Краснодаре. У нас был защитник Миша Куприянов, полузащитник Хабид, фамилии не помню, и, наконец, форвард Ибрагим Гасанбеков. Один не отбирает, второй не отдает, а третий не забивает. Проиграли мы 0:2. Сначала думали, что я сдал игру. Потом через несколько лет мне рассказали, что они хотели ко мне подойти, взять в долю, но побоялись. Я, кстати, тогда здорово сыграл – «Кубань» долго не могла забить.
– Когда тренировали в первой лиге, наверное, тоже сталкивались с подобным?
– Работал у нас в челябинском «Спартаке» бывший армеец Дмитрий Кузнецов. Прилетели во Владивосток, проигрываем 1:3. Выпускаем на замену югослава Булича, и он метров с сорока попадает в «девятку»! 2:3. Играть оставалось всего 6 минут. Мы, естественно, радуемся, а на Диме лица нет. Оказывается, где-то на тотализаторе была сделана крупная ставка, что «Луч» побеждает с разницей в два мяча. А здесь уже всего один. С таким счетом матч и закончился. Приехал наш президент Юрий Первак, и Кузнецова уволили из команды.
– Какой самый оригинальный судья вам встречался?
– Во-первых, это мой друг Игорь Егоров. Он мог ни за что показать красную карточку. Никого не боялся, ни за кем не стоял. И самое главное – никогда не был взяточником!
– А кто откровенно «убивал»?
– Лом-Али Ибрагимов. Знаете, как он мог пенальти поставить? Подача углового, раздается свисток. Что случилось? А он говорит: «Одиннадцать метров! Не может быть, чтобы в такой куче не было игры рукой».
| 
